Синухе-египтянин - Страница 250

250

В самом деле, Роду вполне излечился и по ночам крепко спал, в то время как его воины очень досаждали Хоремхебу, который не считал возможным окорачивать героев Газы в их безобразиях, хотя они и делали жизнь его людей невыносимой. Как только Хоремхеб с войском покинули крепость, Роду велел запереть за ними ворота и поклялся, что больше никогда не впустит в Газу никакие войска. Он пил вино с Каптахом и следил за его игрой в кости со стражником темницы, – ко времени ухода Хоремхеба Каптах успел отыграть у старика полтора миллиона дебенов – ведь я вылечил его глаза, чтобы ему различать пятнышки разметки на игральных костях.

Так вот, они пили вино и играли с утра до вечера – ругаясь, швыряя косточки друг другу в лицо, плюя в кулаки и с сердцем опрокидывая чашечку, так что кости разлетались по полу. Старик был настоящим скрягой и хотел играть только по маленькой, он рыдал и причитал над каждым проигрышем, словно золото, которое он проигрывал, было всамделишным, а не одной фантазией. Когда Хоремхеб осадил Яффу, Каптах приободрился и повысил ставки, а когда гонец прибыл с известием о том, что в стенах города пробиты бреши, Каптах в несколько игр выжал старика столь основательно, что теперь уже тот стал должен ему сто тысяч дебенов золота. Однако Каптах проявил великодушие и долг простил в благодарность за то, что старик сохранил ему жизнь и спас от голодной смерти в темных подземельях. Каптах даже пожаловал ему новое платье и пару горстей серебра, так что тот расчувствовался до слез, превозносил его щедрость и называл своим благодетелем.

Не знаю, плутовал ли Каптах и помечал ли он как-то кости. Могу лишь сказать, что играл он очень умело и ему невероятно везло. Слух об этой игре, длившейся несколько недель, где ставкой были миллионы дебенов золота, распространился по всей Сирии, и старик, вскоре вновь ослепший, провел свою старость в лачужке у городской стены, рассказывая стекавшимся к нему из разных мест паломникам об этой игре, припоминая даже спустя годы каждое выкинутое число, благо у слепцов всегда отменная память. С самой большой гордостью он повествовал о последнем коне, когда, кинув кости, он разом потерял сто пятьдесят тысяч! Таких высоких ставок поистине не бывало никогда, и он предполагал, что и после него столь по-крупному играть не будут. Так что старик жил вполне счастливо в своей лачуге у ворот Газы на приношения паломников, желавших послушать его рассказы, не испытывал нужды ни в чем и жил лучше, чем если бы Каптах выплачивал ему пожизненную пенсию. Вот сколь велика власть воображения над человеческим сердцем!

Едва Яффа пала, Каптах с великой поспешностью отправился туда, я вместе с ним, и впервые я наблюдал богатый город в руках завоевателей. И хотя в те мгновения, когда воины Хоремхеба врывались в крепость сквозь проломы в стенах, самые отважные жители Яффы выступили против Азиру и хеттов, чтобы сохранить город и спасти от разорения, Хоремхеб не пощадил их, от их выступления ему проку уже не было, и на две недели он отдал Яффу войску для разграбления. Каптах прибрал там к рукам несметные богатства, поскольку воины обменивали на серебро и вино дорогие ковры, бесценную мебель и статуи богов, которые не могли увезти с собой, а миловидных, округлых сирийских женщин можно было купить в Яффе за пару медных колец.

Воистину только там я увидел, каким лютым зверем может быть человек человеку, ибо не было такого злодеяния, которого не сотворили бы пьяные воины, грабя и сжигая город. Они поджигали дома для потехи, для освещения темными ночами, чтобы сподручнее было чинить разбой и насилие, развлекаясь с женщинами и пытая купцов Яффы, дознаваясь, где те закопали свои клады. Были те, кто ради развлечения облюбовывали себе перекресток и всякого проходящего мимо сирийца убивали палицей или протыкали копьем, будь то женщина или мужчина, старик или ребенок. В Яффе мое сердце огрубело от наблюдения человеческого зла, ибо все, что происходило в Фивах из-за Атона, казалось пустяком по сравнению с происходившим в Яффе по попустительству Хоремхеба. Он предоставил своим воинам безнаказанно творить зло, дабы привязать их к себе еще крепче. Разграбление Яффы стало памятным событием для всех, в эти дни Хоремхебово воинство узнало вкус грабежа, и эта страсть вошла в кровь каждого: теперь ничто не могло удержать их в сражении, они перестали бояться смерти, мечтая об удовольствиях победителей, подобных тем, что испытали в Яффе. И вот еще каким образом Хоремхеб привязал их к себе, позволив столь ужасающее разграбление Яффы: совершив его, воины не могли уповать на милость сирийцев, потому что с тех пор люди Азиру, беря в плен кого-либо, кто участвовал в этом деле, тут же, не раздумывая, свежевали его живьем. Зато другие, более мелкие города побережья, устрашась подобной участи, поспешили восстать, изгнали из своих стен хеттов и открыли ворота Хоремхебу.

Мне не хочется больше говорить о том, что происходило в дни и ночи разграбления Яффы, ибо от этих воспоминаний сердце в моей груди каменеет и руки холодеют. Скажу лишь, что во время взятия города в нем, кроме гарнизона Азиру и хеттского отряда, находилось почти двадцать тысяч жителей, а когда войско Хоремхеба покидало его, из них уцелело не больше трехсот.

Вот так вел Хоремхеб войну в Сирии. А я следовал за его войском, врачевал раны и был очевидцем всякого зла, какое только человек может причинить другому человеку. Война длилась три года. Хоремхеб побивал хеттов и отряды Азиру во многих сражениях, в свою очередь хеттские боевые колесницы дважды заставали в Сирии его войско врасплох, наносили великий ущерб и заставляли прятаться за крепостными стенами. Но Хоремхебу удавалось поддерживать морем связь с Египтом, и сирийские корабли не смогли одержать победу над египетскими, ибо весь флот уже участвовал в войне. Поэтому после поражений Хоремхеб получал пополнения из Египта и набирался сил для нового удара, в то время как сирийские города пустели, а их жители прятались подобно диким зверям в расселинах скал. Вся земля была опустошена, ибо терпящие поражение отряды беспощадно изводили посевы и рубили фруктовые деревья, чтобы только захватчикам не кормиться от плодов этой побежденной земли. Однако и Египет растрачивал свои живые силы и свое богатство на полях Сирии, и вся страна стала подобна матери, разрывающей на себе одежды и посыпающей голову пеплом при виде своих умирающих детей – ибо вдоль всего потока от Нижнего Царства до Верхнего не было селения и города, не было квартала и лачуги, где не убивались бы по мужу или сыну, сражавшемуся в Сирии ради величия Египта и погибшему там.

250