Синухе-египтянин - Страница 266

266

И я покинул ее покои, а царевна велела рабам вымыть пол, где я прошел, до самого входа в Золотой дворец.

4

Тем временем тело фараона Тутанхамона было приуготовлено для вечного противостояния смерти, и Эйе распорядился, чтобы жрецы побыстрее препроводили его в вечную гробницу, вырубленную в западной скале в Долине царей: вместе с ним туда отправились многочисленные дары, но сокровищ среди них было мало, ибо Эйе присвоил значительную их часть, так что усыпальница Тутанхамона была просто жалка по сравнению с гробницами великих фараонов, и в смерти он стал еще ничтожнее, чем был при жизни, окруженный игрушками в Золотом дворце. Едва были наложены печати на дверь гробницы, Эйе объявил период траура законченным и распорядился поднять на шестах вдоль Аллеи овнов победные флаги, Хоремхеб же выслал свои колесницы занять площади и перекрестки в Фивах. И напрасно – никто не пытался протестовать против восшествия Эйе на царский престол: народ устал и обессилел – как бык, погоняемый пиками вдоль дороги, не имеющей конца; поэтому никто не спрашивал, есть ли у Эйе право на трон, и не ждал от него ничего хорошего.

Вот так был коронован Эйе, и жрецы, подкупленные бесчисленными подарками, помазали его священным маслом в великом храме и возложили на его голову красный и белый венцы, венцы лилии и папируса, Верхнего и Нижнего Царств. Они вынесли Эйе в золотой барке Амона к народу, и народ громко славил его, ибо фараон велел раздавать хлеб и пиво, а это было поистине великим подарком для фиванских жителей – так обеднел Египет! Но я знал, и многие другие тоже, что власть Эйе призрачна и что отныне истинным правителем Египта становится Хоремхеб, ибо за ним были копья. И многие втайне недоумевали, почему он теперь не взял власть, а отдал трон старому и ненавистному Эйе.

Но Хоремхеб знал, что делал: чаша народного гнева еще не вовсе опустела, и страдания Египта еще не закончились, ибо недобрые вести из земли Куш призывали его на новую войну, на этот раз с неграми, а упрочив власть Египта на юге и водрузив заново повергнутые порубежные камни в той стороне, он знал, что ему придется повести следующую, вторую войну против хеттов, за Сирию. И он предпочитал, чтобы народ пока обвинял Эйе во всех своих страданиях и лишениях, чтобы когда-нибудь потом восславить его, Хоремхеба, – победителя, миротворца и доброго владыку.

А Эйе ни о чем больше не думал. Красный и белый венцы совершенно ослепили его, и он с готовностью приступил к выполнению своей части обязательств, принятых им по уговору с Хоремхебом в день смерти фараона Эхнатона. Посему жрецы, двигаясь торжественной процессией, доставили в храм Сехмет царевну Бакетамон, где облачили ее в пурпурное одеяние и убрали украшениями богини, а затем вознесли на жертвенник Сехмет. Следом к храму прибыл Хоремхеб со своими людьми для торжественной церемонии по случаю победы над хеттами и освобождения Сирии. Все Фивы восторженно вопили, приветствуя его. Перед храмом Хоремхеб раздал своим воинам золотые цепочки и знаки отличия и распустил их гулять по городу. Сам он вступил в храм, и жрецы затворили за ним медные врата. Сехмет явилась ему в образе царевны Бакетамон, и он овладел ею – ведь он был воин, и он слишком долго ждал.

В эту ночь город справлял праздник в честь Сехмет. Небо было красным от горящих факелов и ярких светильников. Хоремхебовы головорезы осушили все кладовые в пивных и кабаках, разбили двери в увеселительных заведениях и извели всех девушек на фиванских улицах. Многие люди получили ранения в эту ночь, несколько домов воины подожгли ради праздника, но больших разрушений не было, и на рассвете воины собрались вновь перед храмом Сехмет, дабы увидеть Хоремхеба, покидающего храм. И когда распахнулись медные врата и Хоремхеб вышел, изумленный ропот прокатился по толпе и раздались проклятия, выкрикнутые на разных языках, ибо Сехмет осталась верна своей львиной природе, и лицо, плечи и руки Хоремхеба были расцарапаны в кровь, словно львица рвала его кожу своими когтями. Это зрелище пришлось очень по душе воинству, которе возлюбило Хоремхеба за это еще больше. Что касается царицы Бакетамон, то ее жрецы вынесли в закрытом паланкине и, не показывая народу, препроводили в Золотой дворец.

После ее ухода воины вломились в храм, где подобрали с пола обрывки пурпурного одеяния и забрали их себе на память, чтобы использовать как амулеты для уламывания несговорчивых женщин. Такой была брачная ночь Хоремхеба, и я не знаю, принесла ли она ему хоть какую-то радость. Вскоре после этого он со своим отрядом двинулся к Первому порогу собирать войско, чтобы идти войной на землю Куш. И жрецы Сехмет не знали недостатка в жертвенных приношениях, в своем храме они тучнели и раздувались от обилия вина и мяса.

А жрец Эйе пребывал в слепом упоении властью и говорил мне:

– Во всей земле Кемет нет никого выше меня, и теперь нет разницы между тем, жив я или умер – для фараона нет смерти! Я буду жить вечно, и если умру, то подымусь в золотую барку отца моего Амона и поплыву по небу в Страну Заката. Как это хорошо! Ведь мне вовсе не хочется, чтобы Осирис взвешивал мое сердце на своих весах, а его судьи, справедливые павианы, выдвигали бы против меня ужасные обвинения, а потом бросили бы мою Ба в пасть Амту. Я же старик, и часто по ночам мои дела смотрят на меня из темноты. Поэтому я радуюсь, что я фараон и что мне не придется больше бояться смерти.

Вот так говорил он со мной, ибо мои дела привязали меня к нему и я не мог уже хулить его, не хуля себя. Он точно был уже старым и усталым человеком, колени его при ходьбе дрожали, лицо было морщинисто и старчески бледно, а некогда черные волосы поседели. От этого он чувствовал себя одиноко и часто обращался ко мне, поскольку общие преступления объединяют, и он мог ничего не скрывать от меня. Однако я смеялся над его словами и вышучивал его:

266